29-летняя Донна Саммер стала миллионершей благодаря силе 17-минутной композиции, которую она записала в 1975-ом году, повторяя в самых разнообразных вариациях название самой песни: Love To Love You Baby (Люблю любить тебя, детка). Песня моментально стала культовой для только нарождающегося феномена музыки «диско», и Донна Саммер была провозглашена «сексуальной богиней» диско…

Сейчас большую часть года Саммер проводит в непрерывных концертных турах по Штатам (ее менеджером является Сьюзан Мунао). Ее популярность быстро растет, покоряя всех – от публики Лас-Вегаса, предпочитающей музыку в стиле «easy-listening», до молодежи, ориентированной на рок. Теперь она находится на самом оживленном перекрестке своей карьеры и не сомневается в том, каким курсом идти дальше. Саммер собирается делать шоу на Бродвее – диско-мюзикл, сценическую версию ее успешного альбома 1978 года «Once Upon A Time», историю городской Золушки – и еще в ее планах съемки музыкального кинофильма. Но ее основная цель – освободиться от поднадоевшего уже имиджа «секс-богини» диско, являющегося продуктом Мюнхенской диско-машины.

В этом эксклюзивном интервью для журнала «Penthouse», Эллиотт Минтц беседует с Саммер в Лос-Анджелесе, во время короткой паузы между ее оживленным гастрольным расписанием. Они начинают свой разговор с темы имиджа певицы – мифической и реальной Донне Саммер…

Penthouse: Ваш имидж – это нечто сверхсексуальное, сверхсоблазнительное и эротичное. Есть что-либо общее между Вашим образом и реальной Донной Саммер?

Summer: Я бы так не сказала. Моя сексуальность ничем не отличается от сексуальности обычной женщины, хотя я очень чувствительна … и очень «земная». Я очень эротична. Но моя сексуальность скорее направлена в область фантазий.

Penthouse: А какие у Вас фантазии?

Summer: Эй, минутку, это не пип-шоу!
…Окей, я скажу, что у меня просто неограниченные способности к фантазированию. Мне не нужно видеть вещи в их материальном воплощении, и поэтому я наслаждаюсь огромным количеством вещей просто потому, что представляю их в своем сознании. Мне кажется, что большинство людей не реализуют полностью своего потенциала к фантазированию. Мне кажется, что люди живут ночной диско-жизнью для того, чтобы сделать реальностью свои фантазии – они просто не могут получать удовольствие только лишь мечтая. Но в попытке сделать мечты реальностью они превосходят сами себя, и в итоге все это становится кошмаром для них. Есть определенный род фантазий, которые не могут быть воплощены в жизнь. Я говорю о «фантазиях ради фантазий» – вещах, которые вы никогда не реализуете!

Penthouse: Можете привести пример?

Summer: О, это не для печати! Хорошо, давайте скажем так. На самом деле, в действительности, я очень застенчива, когда дело доходит до близких отнощений с мужчиной. В моей жизни было не так много мужчин. Можно поразмышлять о том, на что бы я была похожа, если бы в реальности я была такой, какой я предстаю в фантазиях людей, представляющих себе Донну Саммер. Ко мне приходит множество писем, позволяющих стимулировать именно такие фантазии. Письма рассказывают о людских фантазиях и мечтах, связанных со мной – люди присылают мне рисунки… Вы себе представить не можете, что они говорят мне в своих письмах! У одного парня навязчивая идея – представлять себе, как я делаю это с Рэкел Уэлч – ох, и с Энн-Маргрет тоже! У меня в руках кнут или что-то в этом роде, и они полностью в моей власти. Он прислал мне письмо на четыре или пять листов, рассказывая, как он нашел мой альбом в комнате своего сына, и взял его, и как он крутит мои записи, когда никого нет дома, и думает о таких вещах… Это потрясающе.

Penthouse: Если фантазия – это нечто такое, что никогда не произойдет в чьей-то жизни, можете рассказать о вашей собственной фантазии?

Summer: Я могу представить себя в ситуации, когда я иду на свое шоу по темной улице, и кто-то нападает на меня. Это сексуальная агрессия, насилие.

Penthouse: Феминистки убили бы Вас за такую фантазию в духе мужского шовинизма…

Summer: О, я так не думаю. Это тайное желание быть изнасилованной является частью каждой женщины – потому что нас так воспитали. Нет, это не обязательно фантазия каждой женщины, потому что я – не каждая женщина. Но мне нравится знать, что есть кто-то сильнее меня. Я хочу точно знать, что если я устану, мне будет на кого опереться. Мне нравится знать, что я не смогу передвинуть холодильник в одиночку. Бог не сделал меня для этого достаточно сильной…

Penthouse: То есть, Вы предпочитаете, чтобы мужчина доминировал?

Summer: В определенные моменты – да, абсолютно на 100 процентов. Бывает, что я не хочу чтоб надо мной доминировали в ментальном плане. Когда я думаю об агрессии, я предпочитаю, чтобы агрессия совершалась по отношению ко мне. Но быть агрессором мне не нравится.

Penthouse: Вы когда-нибудь занимались любовью с женщиной?

Summer: Никогда, и определенно не собираюсь делать этого. Надо сказать, что мне приходилось сталкиваться с домогательствами со стороны своего пола. И я нашла, что это – не то, чем мне хотелось бы заняться в реальной жизни!

Penthouse: Вас обеспокоил бы тот факт, что женщина, к кторой вы относитесь как к подруге, воспринимает Вас как сексуальный объект?

Summer: Нет, это не будет беспокоить меня… до тех пор, пока она не начнет прикасаться ко мне. Странно слышать такое обо мне, но у меня появляется какой-то тик… Я предпочитаю, чтобы люди вообще не прикасались ко мне. Я воспринимаю как вторжение в свою частную жизнь ситуации, когда люди прикасаются ко мне.

Penthouse: На Ваш взгляд, где кроются корни такой фобии?

Summer: Я просто не чувствую себя в безопасности, когда рядом находятся женщины. Вероятно, это идет с того времени, когда я только начинала свой путь в шоу-бизнесе, мне было 18 лет. Я танцевала и пела, и рядом со мной всегда были женщины старше меня – не девочки, но женщины, по 30-35 лет. Когда я была моложе, я была чрезвычайно «живая», даже чересчур, всегда была в движении. Я была очень, очень худая, и мои движения напоминали змеиные. Это действовало на женщин зачаровывающе. И однажды я начала тревожиться: «Не лесбиянка ли я?». Я поговорила об этом со своим аналитиком, и поняла, что это все не так. Все дело было в них, и именно они видели меня такой. Это была моя мистика.

Penthouse: Присутствует ли такая мистика во взаимоотношениях с Вашим теперешним бой-френдом?

Summer: Мой парень, Брюс Судано – итальянец. Я думаю о нем, как о своем «итальянском жеребце». И я уверена в том, что я – его секс-богиня. Но я не думаю, что его чувства ко мне имеют что-либо общее с теми мифами, что окружают меня. Все дело в некоей любовной химии…

Penthouse: Действие химии усиливается из-за того, что Вы – черная, а он – белый?

Summer: Я знаю, что он был раньше с другими черными женщинами, и тогда химия не работала так, как со мной. Я тоже была раньше с другими белыми мужчинами, и та химия была не похожа на эту… Однажды у меня возникла проблема с одним из моих бой-френдов. К моменту нашего окончательного разрыва, он стал абсолютно невыносим, я стала для него цветом – не женщиной, а черным цветом. У него была просто мания. Я остановилась и сказала: «Постой. Забудь о том, что мы знали в прошлом. Ты не должен ничего мне доказывать – я это я, а не миф. Посмотри мне в глаза, и имей дело со мной, а не с мифом, потому что я – не миф»…

Penthouse: Что вы можете сказать по поводу фантазий некоторых женщин о сексе с черными мужчинами? Действительно ли черные мужчины – лучшие любовники?

Summer: Я не знаю… это действительно больше чем просто убеждение в том, что вот – черный мужик просто прикоснется к тебе, и тебе уже хорошо. Это цвет, это структура волос, запах, разница в ощущениях… Действительно, заниматься любовью с черным – это не совсем то же, что заниматься любовью с белым. Это просто два разных мира, два разных ощущения. Это еще и очень эстетично. Я думаю, когда белая женщина представляет себе как на ее белоснежную кожу наваливаются эти черные кости… такой контраст стимулирует, на мой взгляд. Знаете, блондины слетаются на меня, как мухи на мед. Один из менеджеров моей звукозаписывающей компании, во время концертного тура по Европе, сказал мне однажды: «Бог мой, Донна, я никогда в жизни не видел столько блондинов сразу в одном месте!»
Итак, это контраст, это просто внешняя сторона. Но, если говорить только о сексе, между расами нет никакой разницы. Этот миф, гласящий, что пенис черного мужчины больше или длиннее, или толще, я не знаю, что-то в этом духе – простите мне такие технические подробности – так вот, это всего лишь миф. И я не могу сказать, что черные женщины более страстные любовницы. Я имею в виду, я действительно этого не знаю!

Penthouse: У Вас есть какие-нибудь догадки о том, почему Вы так бешено популярны в среде гомосексуалистов?

Summer: Абсолютно никаких догадок. Это забавно, но один из моих первых мужчин был гомосексуален. Он не знал об этом в то время, но я всегда чувствовала, что он очень чувствителен. Очень часто гомосексуалистов влечет ко мне – я имею в виду, они просто тянутся ко мне. Иногда мне кажется, что я их привлекаю, потому что они видят во мне проявление материнства…

Penthouse: Донна Саммер – воплощение материнства???

Summer: Мне кажется, что во мне есть какая-то странная приземленность, которая может быть привлекательна для мужчин, не ищущих в женщине объект сексуальный.

Penthouse: Что Вы чувствуете в те моменты, когда записываете или поете на сцене свои песни, которые просто неприкрыто сексуальны?

Summer: «Love To Love You Baby» была задумана как актерское проигрывание такого куска из жизни… Поется в ней о чувствах, которые переживает мужчина, который в первый раз занимается любовью со своей женщиной, или когда женщина впервые становится близка с мужчиной. У меня были такие ситуации. И в такие моменты просто нет слов, нечего сказать. Я приходила в экстаз даже без соприкосновений. Я так тяжело дышала только потому, что ощущала, как мои мечты становятся реальностью. Это было прямо сейчас, передо мной! Оргазм может приходить во многих видах, не обязательно лишь в физическом воплощении. Но моя песня заставляла людей возбуждаться сексуально. Моя актерская игра была хорошей, и люди поверили в историю, которую я исполняла.

Penthouse: В одном из своих интервью Вы говорили, что Вы воспроизводили все эти тяжелые придыхания, эти безумные проявления оргазма, и не думали ни о чем сексуальном. Это так?

Summer: Я знаю, что это звучит смешно. Во время записи этой композиции у меня были более романтические и возвышенные фантазии, чем можно было бы судить, прослушав песню. Знаете, есть такие экстатические моменты в жизни, которые не менее физичны, чем оргазм. Как мать, я могу сказать, что такие моменты есть – дотронуться до своего ребенка, ощутить, что это чудо – твое. Это тоже экстаз.
Эта композиция дважды проваливалась в Европе. Я была симпатичной и забавной американской девочкой, которая находилась в Европе и пыталась создавать модную европейскую музыку. Это был мой имидж тогда. Они даже не распробовали ту запись. Она дважды вылетала из чартов, прежде чем была выпущена в третий раз и стала супер-хитом. Началась просто какая-то истерика. Я просто-напросто «сделала» голос для этой песни. Я нашла свободную нишу в рынке. Я нашла просто огромную нишу, целый сегмент… даже дыру в стене! Так я вошла в шоу-бизнес. Это был большой шаг, говорю это откровенно – не обычный, не простой шаг. И я вознеслась на недосягаемую высоту по сравнению с теми временами, когда начинала в Бостоне.

Penthouse: Расскажите о Ваших Бостонских корнях.

Summer: В нашей семье было семеро детей. Я родилась в бостонской черной семье, принадлежащей к нижнему-среднему классу. Мать с отцом просто вкалывали. Отец работал сразу в трех местах. Он сражался как на войне за то, чтобы сохранить наш дом. Он был строгим, но очень хорошим отцом. Со времен войны он был мясником, так что у нас всегда было мясо дома. Он также был электриком и швейцаром, а в свободное время сторожил здания. Были времена, когда у нас ничего не было, но родители всегда нас поддерживали.
Были моменты, когда мои подружки приходили в школу в новой юбке, в новом том, в новом сем, а у меня не было ничего нового. Но я никогда им не завидовала. Я всегда была немного другой. Когда все вокруг только и говорили, что об удачном замужестве да о выпускном бале, я думала: «Почему я другая? Почему меня не заботят такие вещи?» Я не думала об этом, потому что была уверена – мне предстоит совершить нечто в своей жизни. Даже будучи ребенком, я знала, что мне предстоит стать кем-то. К примеру, у меня был неограниченный кредит в соседней лавке, потому что все верили в то, что я добьюсь большого успеха. Я могла зайти в бакалею и взять все, что я хотела, и они записывали это на мой счет и говорили мне: «Однажды ты прославишься. Тогда и заплатишь». Думаю, что я росла в искреннем убеждении окружающих что я обязательно вырасту и стану Человеком, известным и успешным человеком. У нас был очень интересный район: ирландцы, итальянцы, католики, доктора, учителя, студенты, обычные семьи – настоящий американский котел, в котором всего понемножку.

Penthouse: В молодости Вам приходилось сталкиваться с наркотиками?

Summer: Когда мне было около шестнадцати, такое было. Джэнис Джоплин была частью моей жизни, я входила в состав рок-н-ролльной группы, и была единственной женщиной, и единственным черным человеком в группе. Я была ведущей солисткой. Тогда был период психоделики, когда все пробовали новые вещи и ощущения, и я тоже шла в этом направлении. Наконец, я зашла так далеко, что в 18 лет я сказала: «Довольно! Бог не для этого дал мне жизнь!». Так я ушла оттуда, и с тех пор ни разу в жизни не принимала наркотики. Теперь я необычайно чувствительна ко многим видам медикаментов. У меня был тяжелый период в жизни, когда я «подсела» на «Тайленол».

Penthouse: Ваша сексуальная жизнь началась тогда же?

Summer: Мой первый сексуальный опыт состоялся в 18 или в 19 лет. Это было абсолютно разочаровывающе. Помните, как в какой-то песне об этом поется: «Как, и это все?!» Это было действительно ошибкой. Понимаете, в то время я была в Бостоне, и у меня был бурный роман, сумасшедшая любовь. Любовь к очень особенному мужчине. Он был чувственно персонифицирован. Он был поэтичен – и я переживала к нему даже нечто большее, чем любовь. Знаете, я тогда могла покончить с собой, только лишь представив себе, что мы не будем вместе.
В любом случае, мы с ним все равно расстались, и основной причиной послужило то, что я не могла заняться с ним сексом. Поясняю: я хотела, чтобы у нас был секс только после нашей свадьбы, бла, бла, бла… Итак, я была разочарована, и начала думать о том, что секс – это единственное средство для того, чтобы удержать мужчину рядом. У меня был секс с моим следующим парнем. Я была не так влюблена, но я думала – возможно, я должна сделать это. Мои сердце и душа согласились – я боялась потерять его. Но я жестоко разочаровалась.

Penthouse: Вы счастливы сейчас, в вашей настоящей жизни?

Summer: Я постоянно нахожусь в легкой депрессии. Моя жизнь – это работа, и она всегда была работой. Даже когда я отдыхаю дома, я играю на пианино или пою. Я всегда должна что-то создавать, креатировать. Я ненавижу чувство “ничегонеделания”. В прошлом году я находилась на гастролях 8 месяцев, а в этом году – 4 месяца. Я начала жить на такой скорости, что мне уже было просто некогда спать. Я вошла в состояние хронической инсомнии, я не спала. Сначала фильм, потом запись в студии, концерты, то, се, пятое, десятое…

Penthouse: Что заставляет Донну Саммер жить именно так?

Summer: Возможно, все дело в страхе перед смертью. Я чувствую, что Бог не случайно поместил меня в это место. Я очень религиозна, в том смысле, что я верю в жизнь после смерти, и что у каждого есть свой кармический долг, который нужно «отработать», и что бы ни произошло, я хочу отработать свою карму, прежде чем мне предстоит уйти. Я хочу сделать что-то для людей, и сейчас я нахожусь в ситуации, когда могу это сделать. Я уверена в силе денег. Все нормально, но деньги всесильны, и если я могу сэкономить некую сумму долларов на то, чтобы построить общественный центр, к примеру, я действительно это делаю.

Penthouse: Каковы ваши долгосрочные цели?

Summer: Я всегда говорила о том, что хочу основать коммуну в Южной Америке. Не знаю, почему именно в Южной Америке, она может располагаться в любой точке мира. Знаете, я считаю, что мы, американцы, равно как и британцы, немцы, французы, всегда лишь брали. Да, мы шли в другие земли и брали, брали, брали, кастрировали людей, делали их людьми второго сорта в их собственных странах. Я хотела бы поехать в страну, где все было бы не так дорого, и просто дать людям почувствовать себя людьми. Я бы хотела, чтоб люди, без всяких преимуществ, научились жить, и сами построили хорошую жизнь в своей стране. Ох, это почти коммунистическая идея – это утопия, безусловно, - потому что всегда будет много потенциально жадных людей, тех, кто не хочет так жить, что-то делать для других… Но я хочу воплотить свою идею.
Мой бухгалтер всегда говорит мне: «Донна, ты тратишь слишком много!» А я отвечаю: «Завтра все равно наступит, независимо от того, сколько денег будет лежать на моем счету». Я не боюсь завтрашнего дня, не боюсь голода. Я могу рисковать своими деньгами, потому что у меня есть мой ум, моя сила, и я всегда вернусь на прежний уровень.

Penthouse: Правда ли, что в прошлом, 1978 году, вы заработали миллион долларов?

Summer: Если бы Вы погастролировали в течение восьми месяцев, Вы бы поняли как тяжело достаются деньги. Я думаю, что я должна зарабатывать в год – Господи, кто знает? Где-то от 2,5 до 5 миллионов в год. Я не знаю, выходят ли у меня такие деньги, потому что концертные туры сжирают массу средств. Я совсем недавно обратила на это внимание, и была просто в шоке. Подумайте о цене перелетов по континенту и в Европу для устройства шоу. Скажем, вы берете с собой тридцать человек. Пять или шесть из них летят первым классом, другие летят туристическим, экономическим классами. Цена огромна. В итоге получается, что за тур вы получаете не так уж и много денег, часть денег уходит на выплаты агенту, менеджеру, авторам, и т.д.и т.п. Ты вкалываешь больше всех, и получаешь не так много за свои усилия.
Только костюмы стоили мне в прошлом году 70 тысяч долларов. Существуют очень жесткие, высокие денежные рамки для того, чтобы можно было поехать в тур. Месяц репетиций – за него надо платить. Звуковая аппаратура. Освещение. Тур – это мульти-мульти-миллионный бизнес, который вовсе не обязателен для артиста. Многие артисты не могут поехать на гастроли, так как это очень дорого для них. Мой самый первый тур был европейским. Мне заплатили за него кучу денег, но в итоге я еще осталась должна 200 тысяч, ничего не заработав. Ни цента!

Penthouse: Теперь, когда Вы безумно популярны, не появляется желания немного отдохнуть от работы?

Summer: Раз в неделю. Клянусь Вам: раз в неделю! Каждый раз, когда я начинаю работу, первая неделя изматывает меня так, что я обещаю себе не начинать больше никогда в жизни! Я больше этого не хочу, с меня достаточно, моя жизнь превратилась в сумбур, я хочу жить прочувствованной и осмысленной жизнью, я хочу быть со своей семьей, наконец! Я так и делаю, бросаю все … и через неделю начинаю умирать со скуки. И снова работаю. Этот бизнес – мазохизм в чистом виде. Он у тебя в крови. Есть люди с «морской лихорадкой». Их всегда тянет в море. Когда они там оказываются, их начинает неудержимо тянуть на сушу, и они возвращаются на землю. Но море вновь зовет их. Они любят и ненавидят его одновременно.
Любовь и ненависть – это суть шоу-бизнеса. Сегодня люди тебя ненавидят, а завтра они тебя обожают. Они опускают тебя, а потом снова поднимают и носят на руках. Ты внутри, а в следующее мгновение ты уже снаружи. Постоянная борьба за любовь, восхищение и уважение, это странный род любви-ненависти и постоянное желание что-то доказать себе…

Penthouse: Что Вы пытаетесь доказать?

Summer: Я не знаю. Вообще-то, я думаю, что все это идет от моего безнадежного желания быть понятой, изменить что-то в своей жизни, сказать себе что-то важное. Я всегда спрашиваю себя. Почему я делаю все это? Я могла бы выйти замуж и быть сказочно богатой… Но – я никогда на это не пойду. Дело даже не в деньгах. С какой-то точки зрения это – сумасшествие. Не знаю, почему во мне сидит такое дикое желание быть понятой, но оно есть.

Penthouse: Представление на сцене – это единственный путь, посредством которого Вы можете общаться с публикой?

Summer: Немного не так. Я всегда на сцене, хотя – я имею в виду, что моя жизнь – это сцена, где бы я ни находилась, дома, или в офисе, или в клубе на представлении, или в дороге, или в супермаркете. Я всегда на сцене. Бывает такое, что я не хочу быть «этой Донной Саммер». Я хочу быть маленькой черной девочкой из Бостона. Забавно смотреть на то, как люди пытаются заставить тебя быть той, какую они себе тебя представляют. Но я стараюсь оставаться собой.

Penthouse: Что страшит Вас больше всего?

Summer: Впасть в зависимость от своих собственных возможностей и способностей. Такое легко может случиться в моей профессии. Я никогда не хочу забыть кто я, и зачем я здесь, и это мой величайший страх. Когда я говорю «сойти с ума», это значит стать частью машины диско-бизнеса, не видеть реальность… Я должна развивать свои таланты, таланты других, делать это лучше всех. Но: прежде чем помогать кому-то другому, вы должны помочь себе. Вы должны помогать своей семье, своим близким людям. Поэтому я считаю одним из главных своих достижений мою помощь группе «Brooklin Dreams» (солист этой группы, Брюс Судано, стал мужем Донны Саммер – Прим.пер.), и моей сестре Саншайн, чей первый альбом я спродюсировала недавно. А уже потом можно сделать что-то для мира. Это моя философия, на самом деле!

Penthouse: Вы хотите делать что-то для людей, потому что потом они будут вас помнить?

Summer: Странно, но меня мало заботит то, будут ли они обо мне помнить. Я надеюсь, они будут помнить мою философию. Я абсолютно не тщеславна. Люди помнят Иисуса, апостолов. Но помнить их как людей недостаточно. Нужно помнить, чему они учили. Это важно для меня.

Penthouse: Вы бы хотели, чтобы публика поняла о Вас какую-то вещь, о которой она не знает?

Summer: Только одна вещь: я бы хотела, чтоб люди поняли – мне нужна свобода. В связи с этим меня пугает лишь одно слово – успех. Успех – это монстр, он разительно меняет всю жизнь. Твоя жизнь перестает быть частной, и у тебя нет выбора!
В действительности, я самый обычный, нормальный человек, и я хочу общаться с моей аудиторией, с моей публикой, дать им знать, что я люблю их. В то же время, я хочу их любви, понимания и уважения. Они мои поклонники, и они хотят чего-то от меня, но они должны знать, что есть миллионы людей, плюющих в сторону их кумира, и заявляющих: «Я хочу это, то, и еще вот это» И невозможно удовлетворить всем требованиям. Когда я говорю людям: «Я не могу», я хочу, чтоб они поняли – я действительно не могу, и не обижались на меня. Есть только одно, что нарушает меня: когда люди чувствуют, что они заслуживают большего, а я не могу дать им этого. Я сделала бы это, если бы могла. Но я не могу.

И тогда они говорят обиженно: «Но мы же покупаем твои записи!» Да, я спела песню, вы купили мою пластинку, я получила за это деньги. И все. Я продала запись, но я не продала свою душу.

С Донной Саммер беседовал Эллиотт МИНТЦ
Penthouse, июль 1979 года.

(C) Перевод с английского - Disco70.Narod.Ru